Интеллектуальность и национальный интеллигент

Активная общественная деятельность Мустафы Шокаевича пришлась на первую половину XX века, то есть на исторический период, когда народы Туркестана вышли на борьбу за свою государственную независимость против колониальной политики Российской империи и потерпели поражение на этом пути. Поэтому его позицию и выводы относительно интеллектуальности и национального интеллигента можно точно понять и оценить только в русле общественных процессов этого исторического периода. В дополнение к этому, следует учесть, что М. Шокай подходит к этой теме с позиции лидера национально-освободительного движения Туркестана в эмиграции, то есть он рассматривал вопрос интеллигенции с точки зрения практических и стратегических задач национально-освободительного движения. М. Шокай постоянно возвращался к этой теме в своих трудах. Тем не менее, для точного понимания позиции М. Шокая по данному вопросу следует выделить теоретическое и методологическое значение таких его работ, как «Национальный интеллигент», «О национальном интеллигенте», «Юсуф Акчора» /3/, «Из воспоминаний о 1917 годе» /4/.

В своих трудах М. Шокай часто приводит слова «зиялы» и «зиялылар» в качестве казахского эквивалента русского слова «интеллигенция». Слово «зиялы» — арабское /5/. Оно означает образованного, просвещенного гражданина. То есть по смыслу оно близко к русскому слову «интеллигент» (интеллектуал). Однако русское слово «интеллигенция» несет в себе социальную нагрузку. Оно преимущественно напоминает о социальной силе, признанной своим местом и позицией в общественной жизни. Европейское по происхождению, это слово приобрело самостоятельное содержание и характер в русской действительности XIX-XX веков. По мнению российских исследователей, реальная деятельность русской интеллигенции как социальной силы приходится на период между 60-ми годами XIX века и 20-ми годами XX века /6/. В этот исторический период она прошла стадии роста, расслоения и кризиса, и была вытеснена из своей прежней активной общественной деятельности при социалистическом обществе. На пике своей активной деятельности она была признана как «триада» (народ – власть – интеллигенция) в обществе. В выводах М. Шокая относительно интеллектуальности, мировоззрение которого сформировалось в условиях российской действительности, невозможно, конечно, не заметить влияния позиций и мнений в российском обществе. Вместе с тем, несомненно, что в качестве основы для его анализа деятельности интеллигенции была взята туркестанская жизнь того исторического периода.

В понимании М. Шокая «интеллектуальность» — это конкретно-историческое явление. Иными словами, деятельность национального интеллигента приобретает определенный смысл только тогда, когда она согласуется и гармонирует с интересами ее страны в тот исторический период, в который она живет. Подобно этому, «единства политической, социальной народной массы, ставшей нацией без интеллигенции, никогда не существовало» /3, с. 176/. То есть нация и интеллигенция — это органически связанные общественные явления, не существующие друг без друга. Вот здесь следует учесть следующее обстоятельство. М. Шокай был единственной личностью-исследователем, который свободно проанализировал путь, пройденный интеллигенцией, и их опыт после исторических изменений 1917 года в Российской империи и последовавших за ними коренных советских реформаторских мероприятий 20-30-х годов. Следует также отметить, что он выполнил эту задачу на высоком уровне и добросовестно.

В своей статье под названием «Национальный интеллигент» М. Шокай дает следующее определение понятию «зиялы» (интеллигент/интеллигенция): «Кого мы называем национальным интеллигентом? Хотя на первый взгляд это кажется легким, на самом деле дать правильный ответ на этот вопрос непросто. Если мы думаем, что любого образованного, воспитанного человека можно назвать интеллигентом и включить его в ряды «национального интеллигента» той нации, к которой он принадлежит, то мы, несомненно, ошибаемся. По нашему мнению, интеллигентами можно называть только ученых, которые следуют определенным идеалам и целям и собраны вокруг этих определенных идеалов и целей. В ряды национальной интеллигенции могут войти только люди, способные бескорыстно служить политическому, экономическому и социальному развитию своего народа» /3, с. 174-175/.

Как ясно видно из определения, данного М. Шокаем, уровень образования или полученное воспитание человека, которого можно отнести к этой социальной группе, не может быть главным мерилом или проявлением интеллектуальности. В понимании М. Шокая, главным мерилом интеллектуальности является то, что ее деятельность должна соответствовать основным запросам жизни нации и протекать в гармонии с ними.

В этой статье М. Шокай останавливается на различии между понятиями «народ» и «нация», выражая мысль о том, что «народ — это толпы, которые не могут управлять друг другом и собой, а находятся только под управлением других», а «нация — это совокупность народов, которые не зависят от других, имеют свои учреждения и единый интерес. Как заключает философия, народ — это объект, нация — субъект» /3, с. 176/. Вот здесь огромная задача выпадает на долю интеллигенции: переход от народного качества к национальному качеству. Он указывает: «Поднятие народа до уровня нации, то есть объединение народных масс, чья земля, вода, богатства, язык и религия едины, и доведение их сознания до единого политического, социального, национального сознания — значительная часть этой великой исторической задачи возлагается на интеллигенцию» /3, с. 175-176/.

Этот вопрос, начатый Алиханом Букейхановым и продолженный М. Шокаем в условиях эмиграции, давно уже созрел для того, чтобы стать предметом всестороннего специального исследования. В силу различных причин мы, кажется, постоянно откладываем его на потом. Речь идет о взаимной идеологической борьбе между русским и казахским обществами. Российская власть, в совершенстве освоившая различные методы колонизации Запада, начала процесс управления казахским обществом с помощью различных идеологических инструментов еще в XIX веке. В эту обработку первыми попали национальная правящая верхушка, особенно первые казахские образованные люди, получившие русское образование. Колониальная администрация не только требовала безграничной преданности русской власти от только формирующейся группы казахских интеллигентов и чиновников, но и требовала подтверждать эту преданность повседневными делами. Казахские интеллигенты, не соответствовавшие этому требованию, сразу же ограничивались в службе или лишались возможности карьерного роста. Шокан Валиханов был одним из первых, кто испытал такую участь. Он намеревался использовать свое европейское образование для исправления быта и образа жизни своих соотечественников. Он баллотировался на должность старшего султана Атбасарского округа, но не был избран, не получив поддержки обеих сторон (российской администрации и казахских избирателей).

В письме к своему другу Ф.М. Достоевскому, написанном после этого события, он выразил свое настроение следующими словами: «Представьте себе наше положение (я говорю о казахах, воспитанных в России). Наши соотечественники считают нас заблудшими неверными, потому что, как вы согласитесь, трудно восхвалять Аллаха пять раз в день просто ради политики, когда нет внутренней убежденности, а генералы недолюбливают нас, потому что нам не хватает восточного манерничанья. Черт возьми, после этого хочется уйти скитаться в степь» /7/. Это письмо было написано в 1862 году двадцатисемилетним Шоканом, которому предстояло пережить еще более серьезное испытание. В 1864 году Генеральный штаб русской армии включил Шокана Валиханова в отряд полковника Черняева, который должен был окончательно завершить присоединение Средней Азии к России, в качестве офицера, чья обязанность заключалась в «смягчении» отношений с местным населением. Шокан, добросовестно выполнявший порученное задание, предложил полковнику Черняеву взять город Аулие-Ата мирным путем и потребовал прекратить обстрел города из пушек. Оскорбленный грубым ответом полковника, Шокан покинул отряд, добрался до аула Тезека Торе в Алтын Емеле (Жетысу) и там скончался в 1865 году. Таким образом, великий интеллигент Шокан, к концу своей жизни, своими глазами увидел и душой почувствовал, что его родной народ вот-вот наденет тяжелое колониальное ярмо /8/.

В связи с нашей темой здесь заслуживает внимания положение интеллигента Шокана между колонизирующей русской администрацией и казахским обществом, которое боялось попасть под ее влияние. Ш. Валиханов на начальном этапе этих только зарождавшихся отношений между двумя обществами проявил полностью естественную и обоснованную активность, желая, чтобы его народ получил большую долю от этих взаимоотношений, и самоотверженно служил этой цели. В этом отношении Шокан можно сказать, был наглядным выражением стремления и веры казахского народа в демократическую русскую культуру. Вместе с тем, феномен Шокана был не только первым плодом этого чистого стремления, но и первым горьким уроком, то есть его ясным осознанием того, что этот процесс будет иметь болезненные, тяжелые последствия.

В вышеупомянутой статье «Национальный интеллигент» М. Шокай, ссылаясь на опыт Шокана, писал: «Шокан искал возможность осчастливить свой народ духом русского (западного) народа. Только после горьких уроков и трагических событий, которые он пережил, Шокан почувствовал, что становится чужим для своего народа» /3, с. 177/. В основе размышлений М. Шокая о личности Шокана лежал историзм, то есть он не оставлял без внимания как взаимосвязь, так и различия между историческим периодом, в котором жил Шокан, и своим собственным временем. В этом контексте М. Шокай снова возвращается к фигуре Шокана в своей статье «Русское миссионерство», опираясь на воспоминания Г. Потанина, и, говоря о том, что зверства, совершенные русской армией против казахов и киргизов, местного населения, во время взятия Пишпека и Аулие-Аты, привели Шокана к глубокому потрясению и духовному кризису, он затем заявляет: «Шокан Валиханов действительно был миссионером русской культуры и русской власти. Но когда он увидел скотство русских по отношению к своему народу, он смог проявить смелость и выступить против них. Только мы имеем право критиковать Шокана Валиханова. Те, кто сами являются миссионерами русского большевизма и русской диктатуры, не имеют такого права» /3, с. 186/, тем самым критикуя казахских партийных и советских работников, которые были вынуждены идти на компромисс с национальной политикой большевиков.

«Наш век, — писал он, — совершенно иной, чем эпоха Шокана. Шокан тогда был одинок. И перед ним не стояла задача поднять свой народ до уровня нации. Мы не выдумали эту проблему. История и потребности жизни, осмысленное осознание пробудившегося народа ставят перед нами эту важную задачу» /3, с. 178/.

Таким образом, как ясно видно из сделанного М. Шокаем вывода, основная задача, стоящая перед интеллигенцией в новую эпоху, — «поднять народ до уровня нации». При этом первоначальная задача, стоящая перед ними, конечно, заключается в том, чтобы «избавить свою страну от гнета чужого господства и превратить ее в независимую личность, обладающую своими учреждениями», и для достижения этого идеала «должно быть единое сознание между национальной интеллигенцией и народными массами, к которым она принадлежит». Деятельность интеллигенции, стоящей на пути формирования своей нации, должна заключаться в определении общенациональных целей и задач в соответствии с запросами времени, «в правильном и ясном формулировании чаяний народа, и в создании программы действий и поступков для достижения указанной цели».

Как мы видим, в основе анализа и выводов М. Шокая относительно интеллектуальности и ее деятельности лежала идея национализма. Казахский и туркестанский национализм, сформировавшийся в начале XX века, был мощным явлением, родственным и взаимосвязанным с идеологией национализма, проявившейся в восточных странах в тот исторический период, — явлением полностью естественным и имеющим жизненно важную основу /9/.

В Каркаралинской петиции (1905), которая была сжатым выражением казахского национализма, выдвигались следующие требования: прекратить массовое переселение из внутренних российских губерний на казахские земли, признать земли, занятые местным населением, их законной собственностью, устранить ограничения, противоречащие интересам народа в отправлении религиозных обрядов и системе просвещения, устранить препятствия для открытия казахских школ в необходимом объеме и уровне, разрешить издание газет без цензуры и открытие типографий — средств, позволяющих свободно обсуждать нужды казахского народа…

Казахский национализм не был агрессивным национализмом, защищающим интересы несуществующей казахской «буржуазии», как это позднее пропагандировали советские идеологи. Стержневой идеей казахского национализма не был лозунг типа «моя нация чем-то особенна или превосходит другие». Это было решение образованного казахского гражданина, любящего свою страну, быть готовым служить делу освобождения своего народа из тисков невежества и колониального гнета и уравнивания его с другими, а также призыв к борьбе за эту цель.

Алихан Букейханов сыграл ведущую роль в формировании казахского национализма на концептуальном уровне и в русле общечеловеческих ценностей, подняв его до уровня веры и оружия борьбы национальной интеллигенции. Его заслуги признавали даже его противники. Один из таких оппонентов, Бахытжан Каратаев, в письме Букейханову от 3 сентября 1910 года писал: «По моему мнению, только Вы один достойны благосклонности народа. Только Вы один вправе сказать, что служили своему народу» /10/.

Вместе с тем, чтобы не быть односторонним в данном вопросе, не лишним будет внести небольшое уточнение в мнение Б. Каратаева. Следует особо отметить значение следующих трех книг, изданных в 1909 году и завоевавших большой авторитет и влияние, в превращении казахского национализма в убеждение всей казахской интеллигенции и в его возвышении до уровня реальной силы. Это были сборник стихов Абая, изданный в Петербурге, «Сорок притч» Ахмета Байтурсынулы (перевод произведений Крылова) и «Пробудись, казах!» Миржакыпа Дулатулы, изданный в Уфе. Невозможно переоценить влияние этих книг на формирование нового содержания казахской общественной мысли. Вслед за ними возникшие и сразу же поднявшиеся на общенациональный уровень журнал «Айкап» (1911-1914) и газета «Казах» (1913-1918) обеспечили окончательное формирование казахского национализма как мировоззрения и позиции.

Подводя итог, в начале XX века, то есть когда М. Шокай включился в активную общественную деятельность и занял должность секретаря мусульманской фракции при Российской Государственной Думе (1914), казахский национализм уже окончательно сформировался как мировоззрение и позиция среди казахской интеллигенции. Слова Миржакыпа Дулатулы в 1921 году характерны для этого периода: «Честно говоря, разве не все мы были националистами до недавнего времени? Разве не первая группа казахских образованных людей была националистами? … Сказки тех, кто говорит: «Я был коммунистом с незапамятных времен… Я был в партии с 1905 года…», не доходят до наших ушей. Секрет коня известен его хозяину. Нет секрета казаха, которого бы мы не знали! И сколько у нас было националистов? Искренних националистов было мало. Большинство не-националистов были эгоистичны, властолюбивы, продажны, клеветники, склонны к насилию» /11/. Мухамеджан Тынышбаевич также подтверждал, что это мнение М. Дулатулы соответствовало общей туркестанской действительности. В своем ответе следователям ОГПУ в 1932 году, касаясь первых лет советской власти, он высказал мысль о том, что «туркестанские коммунисты не были коммунистами в той степени, в какой это слово подразумевает; в то время разница между коммунистами и нами (то есть националистами, авт.) была очень мала, и их идеология не сильно отличалась от нашей идеологии» /12/.

Тем не менее, известно, что влияние националистической идеологии значительно сузилось после окончательного установления советской власти. Как показал опыт социалистического строительства в Казахстане и других республиках Туркестана, советская власть с первых дней своего существования окончательно вытеснила национальную интеллигенцию из дела «поднятия народа до уровня нации».

Вполне может возникнуть вопрос, знал ли М. Шокай, писавший свои труды о национальной интеллигенции в 30-е годы, о таком положении дел на своей родине? М. Шокай, безусловно, знал о репрессивных мерах, проводимых против местной национальной интеллигенции в Советском Туркестане, и незамедлительно выражал свое безграничное неодобрение такой политикой. В 1931 году он опубликовал свою статью «Бело-Красные» в 15-м номере журнала «Яш Туркестан», который издавался под его руководством в Берлине, и в ней сделал вывод, что «большевики начали вторую эру русского господства в Туркестане», и что отныне «наш родной язык будет выполнять лишь роль технического инструмента для распространения духовной культуры великой России».

В этой статье М. Шокай критиковал политику советской власти в области культуры по нескольким направлениям и останавливался на положении крупных деятелей местной культуры — интеллигенции. В этом отношении фундаментальный принцип социалистической культуры — «национальная по форме, пролетарская по содержанию» — был первой мишенью критики М. Шокая. Он оценил этот принцип как «новую формулу» хитрости и коварства, используемую в деле русификации нерусских народов. «По сути, — писал он, — духовный мир (культура) народа — это единое целое. Его нельзя разделить на ‘содержание’ и ‘форму’. Любая духовная культура определяется своим содержанием. Большевики не только сами поклоняются ‘великому русскому языку’, созданному Пушкиным, Тургеневым, Толстым, но и призывают к поклонению ему все народы империи». Далее он продолжал: «Пушкин принадлежал к дворянству. Тургенев также принадлежал к высшему сословию со значительным имуществом. А Толстой был несметно богатым ‘графом’. Великая литература, созданная этими названными русскими поэтами и писателями, была национальна как внутри, так и снаружи. В ней нет даже запаха пролетариата…» /3, с. 152-153/.

Как показало время, критика М. Шокая была подобна выстрелу прямо в сердце политики советской власти в области культуры. В этой статье он раскрыл главное противоречие советской национальной политики, которое никто до или после него не смог глубоко исследовать. «Ленин однажды, — вспоминал он, — сравнивая некоторых коммунистов с редиской, ‘красный только снаружи, а внутри белый’. Теперь же сама ленинская система в решении национального вопроса стала похожа на редиску. С виду она ‘революционная’, ‘интернационалистская’, а внутри совершенно белая. Мы все помним, что русского царя когда-то сравнивали с белым царем. ‘Белизна’ русского царя была обернута в его черную политику. А ‘белизна’ сегодняшних большевистских русских окрашена в красный цвет… Вот и вся разница» /3, с. 154-155/.

Критика М. Шокая была полностью обоснованной и справедливой. Как только новая власть установилась в Советском Туркестане и Казахстане, интеллигенция, придерживавшаяся идеологии национального освобождения, была не только вытеснена из политического пространства, но и ее свободная творческая деятельность была ограничена. С момента прихода к власти Ф.И. Голощекина в Казахстане, алашская интеллигенция начала подвергаться открытому политическому преследованию. Хорошо осведомленный об этой политической ситуации, М. Шокай непрерывно разоблачал эту политику советской власти через «Яш Туркестан», публикуя свои статьи. В этом отношении голос М. Шокая был единственным голосом в тот исторический период, который открыто выступал за справедливость.

Останавливаясь на том, что советская власть беззаветно приступила к утверждению ценностей русской культуры в духовной и культурной сфере Туркестана, и что единственной силой, способной противостоять этой политике, была местная национальная интеллигенция, он заявил: «Но в нашем Туркестане руки и ноги наших поэтов и писателей, способных обогащать и развивать наш национальный язык, были связаны, а уста заткнуты, чтобы они не могли говорить. Так с ними поступили за то, что они не согласились с московской формулой ‘национальная по форме, пролетарская по содержанию’. Например, Ахмет Байтурсын и Чолпан* — лучшие фигуры нашей национальной литературы. В их произведениях мы видим бессмертную, неугасимую жизненную силу нашего языка и культуры, которые были угнетены под русским игом», — заключал он, задавая затем вопрос: «Где сейчас Ахмет и Чолпан? Почему они подверглись гонениям? Всё, что касается русской литературы и духовной культуры, издается с Пушкиным, Тургеневым, Толстым. Почему наш народ не может читать своих Байтурсына и Чолпана?» И давал свой ответ: «Причины кроются в требованиях московского ‘социализма и советского интернационализма’» /3, с. 154/.

* Чолпан, полное имя Абдулхамид Сулейменулы (1897-1937), великий поэт узбекского народа, автор гимна Туркестанского (Кокандского) автономного государства.

И в этом случае М. Шокай ничего не преувеличивал. Наследие туркестанской интеллигенции, сопротивлявшейся русскому колониализму и придерживавшейся идеологии национального освобождения, не было предоставлено своему народу до тех пор, пока советская власть окончательно не сошла с исторической сцены. Разница между школьной программой на местных национальных языках в Туркестане и школьной программой на русском языке была заметна и здесь. В то время как великие русские классики, упомянутые выше, изучались свободно и углубленно в русскоязычных школах, произведения А. Байтурсынулы, Чолпана и других националистических поэтов и писателей вовсе не упоминались в казахских, узбекских и других школах на местных национальных языках. Если и упоминались, то только в негативном смысле. «Редисочная», «красная снаружи, белая внутри» советская власть пыталась таким образом проложить путь к политике русификации казахского и других народов Туркестана.

Понятно, что М. Шокай не призывал национальную интеллигенцию к «слепым подвигам» в условиях советской власти, стоявшей на позиции русификации нерусских наций. К концу своей жизни он хорошо понимал, что советская власть не скоро уйдет с поля борьбы. Поэтому он постоянно призывал своих соотечественников быть готовыми к трудной и длительной борьбе за независимость и связывал достижение этой цели с воспитанием молодого поколения в необходимом содержании.

Здесь следует обратить внимание на один вопрос, упомянутый в трудах М. Шокая того времени. В своей статье «Национальный интеллигент», он подчеркнул растущие ряды интеллигенции и то, что подготовка интеллигентов происходила в трех средах, связывая будущее нации с объединением позиций молодежи, обучающейся в этих разных средах, вокруг общего национального интереса.

Что это были за среды?

1. Отчий край (Атамекен). М. Шокай отметил, что приоритет в воспитательной работе здесь отдавался «классовым» и «интернациональным» взглядам, а не «национальному духу». Тем не менее, по его мнению, в отчем крае также было немало интеллигентов, придающих большое значение воспитанию молодежи в национальном духе. Следовательно, необходимо было сознательно и целенаправленно поддерживать деятельность интеллигентов, придерживающихся этой позиции.

2. Турция. М. Шокай связал результативность реформ Мустафы Кемаля с попыткой успешно сочетать «западное знание» с «восточным духом». Поэтому М. Шокай призвал будущих туркестанских интеллигентов, проходящих подготовку в Турции, рассмотреть пути гармоничного применения этого опыта в своей стране.

3. Западные страны, одной из которых была Германия (Алмания). По мнению М. Шокая, не все молодые люди, обучающиеся в западных странах, были обрусевшими; большинство из них были способными юношами, проникнутыми национальным духом. Они стояли на пути служения национальному идеалу. Следовательно, проведение целенаправленной работы с молодежью, придерживающейся этой позиции, и, таким образом, постановка их западного образования на службу национальным интересам, должно стать вопросом, стоящим на повестке дня.

По мнению М. Шокая, «все» молодые люди, обучающиеся в этих трех средах, «вполне достойны категории ‘национальной интеллигенции’». Нация должна возлагать на них надежды, и сама нация должна прежде всего глубоко прочувствовать и понять значимость этой надежды, иначе «смысл нашей жизни и деятельности был бы утрачен», — писал он.

Таким образом, тема «интеллектуальность» или «национальный интеллигент» занимает особое место в наследии Мустафы Шокая. Вывод деятеля о том, что главная задача интеллигенции — «поднять народ до уровня нации» — не утратил своей актуальности и сегодня. Как нам следует понимать этот вывод, сделанный в 30-е годы прошлого века, сегодня?

В XX веке мы потерпели не одно, а несколько поражений в идеологической борьбе с великодержавными силами. Нет необходимости скрывать это. Самым большим из этих поражений, конечно, была наша неспособность оказать необходимую поддержку алашской интеллигенции в ее борьбе за национальное государство, называемое Алашской автономией, в декабре 1917 года. Вывод М. Шокая о том, что задача интеллигенции — «поднять народ до уровня нации» — не утратил своей силы в условиях идеологической борьбы, которая приобрела новый характер во времена государственной независимости. Поддержка сил, выступающих за государственную независимость и работающих над ее укреплением, остается главной задачей для национальной интеллигенции.